Подводя итоги года педагога и наставника, рассказываем истории знаменитых русских писателей, чей путь в Большую литературу начался с благословения и помощи мудрых учителей.
Учителя и писатели сотканы из одной духовной материи. У них общая цель – «глаголом жечь сердца людей». Исцелять души, сея разумное, доброе и вечное.
Хорошие наставники, которые встречаются в раннем детстве, остаются в душе навсегда, влияя и на жизнь, и на мировоззрение, и на творчество. И неизвестно, стали бы известны всему миру Михаил Пришвин, Корней Чуковский, Павел Бажов, Константин Паустовский, Юрий Бондарев, Эдвард Радзинский и другие великие мастера словесности, если бы не вовремя сказанное слово их наставников.
Читайте об этом в обзоре заведующей отделом абонемента Светланы Галактионовой.
Иван Сергеевич Шмелев
Шмелев-гимназист открыл для себя новый, волшебный мир литературы и искусства. Уже в первом классе гимназии
он носил прозвище «римский оратор» и был прославленным рассказчиком, специалистом по сказкам. Страсть к «сочинительству» была необоримой. Юному гимназисту чрезвычайно повезло с преподавателем словесности Цветаевым (дядя Марины Цветаевой). Он говорил: «О, он всего Достоевского… пере-же-вал! И всего — Соловьева… и — всех „гностиков-хвостиков“… му-дрец!». Он разглядел в мальчике незаурядный талант и задавал ему специально писать сочинения на поэтические темы. Под благотворным влиянием Цветаева в жизнь юного Ивана вошли новые книги, новые авторы: Короленко, Успенский, Толстой. И вот летом, перед выпускным классом, отдыхая в глухой деревне, он написал большой рассказ, причем в один вечер, с маху.
Михаил Михайлович Пришвин
«Учиться я начал в Елецкой гимназии, и такой она мне на первых порах показалась ужасной, что из первого же класса я попытался с тремя товарищами убежать на лодке по реке Сосне в какую-то Азию. Насмешкам гимназистов нет конца: «Поехал в Азию, приехал в гимназию». Всех этих балбесов, издевающихся над моей мечтой, помню, сразу унял Розанов: он заявил и учителям и ученикам, что побег этот не простая глупость, напротив, показывает признаки особой высшей жизни в душе мальчика. Я сохранил навсегда благодарность к Розанову за его смелую по тому времени необыкновенную защиту».
Его учителем географии был тогда еще мало кому известный Василий Васильевич Розанов (русский религиозный философ, литературный критик, публицист и писатель). Он же исключил Пришвина из гимназии с волчьим билетом за грубость, когда трудному подростку исполнилось пятнадцать лет.
«Розанов Василий Васильевич (писатель) был тогда у нас учителем географии и спас меня от исключения, но сам же потом из четвертого класса меня исключил за пустяковину. Нанес он мне этим исключением рану такую, что носил я ее незажитой и не зашитой до тех пор, пока Василий Васильевич, прочитав мою одну книгу, признал во мне! талант и при многих свидетелях каялся и просил у меня прощения («Впрочем, — сказал, — это Вам, голубчик Пришвин, на пользу пошло»).»
Петр Лукич Проскурин
В 1934 году семья переехала в Севск. Провинциальный городок с богатым историческим прошлым стал для писателя малой родиной. В эти годы у мальчика пробудилась любовь к чтению. Этому способствовала педагог Александра Митрофановна Андрианова, в классе которой учился Проскурин: «Вторым человеком, которого одного, кроме матери я любил, быть может, больше всех остальных на свете была моя первая учительница Александра Митрофановна. Она подарила мне необыкновенную книгу «Слово о полку Игореве» и вместе с этой жемчужиной, которую я уже скоро знал наизусть, я получил «Тараса Бульбу». Проходили годы, забывались дороги и люди, и только улыбка и голос первой учительницы продолжал согревать душу в самые невыносимые моменты». От ужасов войны его спасали книги, вспоминал Проскурин. Петр продолжал неистово читать. Мать считала это блажью и не одобряла. Но учительница Александра Митрофановна тайком передавала своему ученику литературу из домашней библиотеки.
В «Пороге любви» он пишет: «... для меня очевидно, что война прошла через мою душу самым опустошающим, сжигающим валом, она
вырвала нас из мира героического, возвышенного, в общем-то мира побеждающей доброты, и швырнула, ещё совсем неподготовленных, в мир невиданной ненависти, злобы, цепенящей жестокости, какого-то сладострастного мучительства одними людьми других, всегда более слабых и незащищенных, и я лишь чудом выжил в этом аду». Сохранить человеческое лицо, душу помогали книги, великая литература. «В трагическую осень сорок первого года на меня с новой силой обрушился необозримый мир книг; казалось, вся предыдущая культура человечества, все его духовные достижения поднялись и обступили меня плотной стеной, заслонили от того страшного, непереносимого, что творилось вокруг»
Корней Иванович Чуковский
Мальчик был далеко не паинька. В воспоминаниях К. Чуковский пишет: «Я принадлежал к той ватаге мальчишек, которая бурлила на задних скамейках и называлась „Камчаткой“». В русской литературе гимназические порядки описывались не раз; очевидно, что почти непременная скука, обязательная зубрежка и жесткая дисциплина не могли не угнетать непоседливого умного мальчишку. Он то и дело выдумывал новые развлечения и игры, которые гимназическому начальству казались злонамеренным бунтом. Первый бунт был совершенно анекдотическим. Директор гимназии Юнгмейстер, словесник, говоря об устаревших словах, объявил, что слово «отнюдь» скоро умрет. «Я от всей души пожалел умиравшее слово и решил принять самые энергичные меры, чтобы предотвратить его смерть и влить в него, так сказать, новую жизнь: упросил всю „Камчатку“, около десяти человек, возможно чаще употреблять его в своих разговорах, тетрадках и на уроках, у классной доски», – рассказывает Корней Иванович в воспоминаниях. Полкласса всякий раз вместо «нет» хором вопило «отнюдь», и подстрекатель этого «бессмысленного бунта» был на два часа оставлен без обеда.
В третьем классе случилась и та самая диктовка с «телефоном», которая вошла и в автобиографическую повесть, и в «Нынешнего Евгения Онегина»:
«Ты помнишь, привязал бечевку
К его ноге, пиша диктовку,
Дабы при каждой запятой
Он дергал связанной ногой.
Вы это звали телефоном…
Но сей полезный телефон
Начальством не был оценен…»
Из-за разницы в скорости письма друзья понаставили запятых и восклицательных знаков посреди слов. Получили свои «нули» (худший балл) и намяли чемпиону диктовок бока так, что он три дня отлеживался дома.
Павел Петрович Бажов
Бажов учился в мужской земской трехлетней школе, в которой был талантливый учитель словесности, сумевший увлечь ребят литературой. Так, 9-летний мальчик однажды наизусть прочел весь школьный сборник стихотворений Н.А. Некрасова, выученный им по собственному почину.
После окончания Пермской семинарии, Бажов решил учительствовать в начальной школе в районе, населенном старообрядцами.
Свой трудовой путь он начал в глухой уральской деревне Шайдуриха, возле Невьянска, а затем в Екатеринбурге и Камышлове. Он преподавал русский язык, много ездил по Уралу, интересовался фольклором, краеведением, этнографией, занимался журналистикой. В течение пятнадцати лет, каждый год во время школьных каникул, Бажов пешком странствовал по родному краю, везде приглядывался к окружающей жизни, беседовал с рабочими, записывал их меткие слова, разговоры, рассказы, собирал фольклор, изучал труд гранильщиков, камнерезов, сталеваров, литейщиков, оружейников и многих других уральских мастеров, беседовал с ними о тайнах их ремесла и вел обширные записи. Богатый запас жизненных впечатлений, образцов народной речи очень помог ему в дальнейшем в работе журналиста, а потом и в писательском труде. Свою «кладовую» он пополнял всю жизнь. Итогом его кропотливого труда стали знаменитый сборник сказов «Малахитовая шкатулка»
Константин Георгиевич Паустовский
В 1904-м мальчика отдали в Первую классическую гимназию, в которой классом старше учился Михаил Булгаков, тремя – Александр Вертинский. Паустовский писал: "Нашему выпуску повезло: у нас были хорошие учителя так называемых гуманитарных наук — русской словесности, истории и психологии. Почти все остальные преподаватели были или чиновниками, или маньяками. Об этом свидетельствуют даже их прозвища: Навуходоносор, Шпонька, Маслобой, Печенег. Но литературу мы знали и любили и, конечно, больше времени тратили на чтение книг, нежели на приготовление уроков".
Юрий Васильевич Бондарев
Поначалу предпочтение отдавалось иной профессии – моряка. Благодаря Джеку Лондону наизусть учились специальные термины,
организм закалялся зимой и летом, продумывались варианты, как оставаться на ногах во время качки. Но однажды все изменил урок литературы, на котором на весь класс прозвучало его лучшее сочинение о летних каникулах у дяди и двоюродного брата Сашки, научивших тонкостям и премудростям охоты, рыбалки, строительства шалаша и полевой жизни на реке Белой под Уфой. Учительница, заметив талант подопечного, рекомендовала заниматься писательством. И, последовав ее совету, он даже выпускал журнал в родной 516-й школе.
Эдвард Станиславович Радзинский
«Страны, где родился, я не знал, поэтому на Цицероне помешан был и даже, как Демосфен, с камнями во рту пытался говорить. Стоя на берегу реки Истры, кричал, но когда об этом учительнице сообщил, очень ее озадачил, потому что у нас, в общем-то, дети нормальные были — они писали, как Героями Советского Союза стать мечтают, летчиками, врачами, а я заявил, что оратором быть хочу. Эта замечательная, мудрая женщина сказала: «А такой профессии у нас нет»
Светлана Галактионова,
Заведующая отелом абонемента
(1 этаж, 103 кабинет, тел.72-84-03)
Пресс-служба библиотеки
(72-20-02)
